СУНДУЧ ОК! (ГЕНЕАЛОГИЯ): января 2018

***
Прозванный «Справедливым», французский король Людовик XIII оказался на троне в день смерти своего отца Генриха IV, погибшего от рук убийцы Равальяка. Королю было всего девять лет. Среди кучи бастардов Анри Четвертого его законный старший сын, вероятнее всего, был самым несчастным мальчиком, измученным и задёрганным. Об этом свидетельствует в своих записках де Эруар. Болезненный ипохондрик, ребенок не чувствовал любви ни со стороны темпераментного отца, ни со стороны нудной матушки, королевы Марии Медичи. Мальчик рос подозрительным и очень раздражительным ребенком. Он мучил и прежестоко убивал птичек в саду (именно оттуда пришла эта странная любовь к дроздам, впоследствии ставшим главными героями знаменитого Мерлезонского балета), срывая злость от полученных розог, – и снова подвергался порке, теперь уже за собственную жестокость. Как ни печально, но такова была педагогика тех времен. Власть родителей была полной, церковь призывала к строгости. Причем принца колотили не более всех остальных. Был даже такой вариант Пэра Ноэля, le Pere Fouettard, который провинившимся детям приносил на Рождество пучок розог.

Одинокий при живых и рядом находящихся, но не уделяющих ему должного внимания родителях, мальчик был явно всем не ко двору. Но, несмотря на жесткие способы воспитания, его первому наставнику, Воклену дез Ивето, удалось привить принцу много хорошего. Случайно «Справедливым» не назовут. Наставник писал о нём: «Им было тем сложнее управлять, что он, казалось, рожден, чтобы править и повелевать другими». Учитель как-то спросил мальчика:
- В чем состоит долг государя?
- Бояться Бога.
- И любить справедливость,- подсказал дез Ивето.
- Нет, её надо вершить, – в свою очередь поправил учителя юный дофин.

Из политических соображений Людовика женили на самой красивой и богатой невесте Европы - дочери испанского короля Филиппа III. Это была всем нам отлично знакомая по "Трем мушкетерам" Анна Австрийская. Обоим тогда было по 14 лет. Юный король уже с молодого возраста страдал эпилептиформными припадками, энтеритом и кожной болезнью - жутким, до появления язв, зудом, к которому позднее, как выяснилось из записей придворных докторов, прибавились и сбои в гормональной системе. Вполне возможно, кожные проблемы так же были проявлениями болезни Крона, современная медицинская статистика сообщает, что это случается у 13% пациентов.

Королева Анна Австрийская, не особенно любившая супруга, и обожавший мать Людовик XIV всячески замалчивали успехи прошлого царствования, желая удалить из памяти людей все воспоминания об умершем короле. Историографы прошлого столетия, да и 19 века тоже, ещё совсем недавно считали лишь Ришелье одним из главных творцов современной «Великой Франции», наряду с Людовиком XIV, Наполеоном и Третьей Республикой. И всё же, в более новых исследованиях на передний план всё увереннее выходит Людовик XIII.

После смерти Генриха Четвертого королева Мария Медичи стала регентшей при несовершеннолетнем короле. Её фавориты - Леонора Галиган и её супруг Кончино Кончини – стали доверенными и влиятельными советниками регентши, а Кончини - ещё и маркизом д’Анкром и, наконец, маршалом Франции, что приравнивало его к главе правительства. Маршал д’Анкр, как его повсеместно называли, проявлял полнейшее безразличие и бесцеремонность по отношению к молодому королю. Он совсем отстранил его от управления страной. К тому же предерзостно никогда не снимал своей шляпы в присутствии короля.

Людовик XIII по совету фаворита де Люиня решил при поддержке своих друзей Шарля д’Альбера и Деажеанта расправиться с Кончини. 24 марта 1617 года капитан гвардии де Витри уложил маршала на месте выстрелом из пистолета. По преданию, юный Луи, узнав об убийстве, радостно воскликнул: «Вот первый день моего настоящего владычества!»

Согласно известной книге Э. Маня для своего века король был весьма неординарным человеком. В те времена, когда даже лица третьего сословия, имевшие средства, полностью возлагали все домашние дела на прислужников, юный король занимался своим туалетом сам. Луи самолично одевался, брился, мыл голову, сушил и пудрил волосы, обходясь без помощи слуг. Порой даже сам заправлял постель, да и вообще был значительно чистоплотнее и гигиеничнее своего старшего сына Луи Четырнадцатого. Рассказывали, что среди брадобреев ему не было равных. Как-то он побрил сразу нескольких придворных, сделав им уморительные крошечные бородки, которые тогда вошли в моду.

Король очень любил поесть, причем, как и многим Бурбонам, болезни (даже желудочные) не мешали его увлечению чревоугодием. Он с удовольствием поедал паштеты, крупную дичь (мясо и жир оленя, кабана и так далее), просто мясо и птицу, трюфеля в масле, любые тяжелые кушанья, обильно сдабривая все это кларетом с парижских виноградников, который с течением времени и явно до срока привел-таки в полный упадок и без того хрупкое здоровье короля.

Людовик также любил упражнения, в которых можно было проявить силу и ловкость. Он с удовольствием играл в мяч, был отменным фехтовальщиком и стрелком, превосходным наездником и неутомимым ходоком. Упорно занимаясь плаванием, он к 23 годам выучивается этому редкому искусству, ведь в те времена не умели плавать даже многие моряки. С тех пор его было не вытащить из воды. Кроме того, король считался великим знатоком конной псовой и соколиной охоты. Особенно ловко удавалось ему трубить в охотничий рог, что восхищало придворных, знавших, что король - искусный музыкант и композитор.

Можно ещё рассказать и о том, что Людовик Тринадцатый был не меньшим мастером на все руки, чем русский император Пётр Великий. Он устроил в самом Лувре кузницу и механическую мастерскую, завёл во дворце свой печатный станок, пекарню и литейную. Он шлифовал, ковал и обтачивал металл, отливал пушки, чеканил монеты, чинил оружие, умел даже шить и плести корзины, а ещё изготавливать рыболовные сети. Выращивал молодой горошек и тут же, как заправский зеленщик, продавал его богачу Монторону за бешеные деньги. Запросто мог заменить кучера, каретника и даже конюха. Очень любил управлять каретой. В мемуарах современников есть немало свидетельств о том, что во время поломок, король просто брал топор и другие инструменты и ремонтировал карету сам.

Король с увлечением изучал кулинарию и со временем превратился в настоящего знатока тогдашней высокой кухни, стал искуснейшим из поваров. Кроме всего прочего, Мария Медичи, его мать, научила сына составлять тонкие ароматы и изготавливать духи и саше для ароматизации белья. Такие таланты вполне себе сочетались с любовью к искусству: всем известно, что король был прекрасным рисовальщиком-графиком и живописцем, и ещё более - музыкантом и композитором, искусно игравшим на лютне, спинете и клавикордах. Он сочинял не просто песенки, но и куда более масштабные произведения, как на церковные, так и на мирские темы. Кстати, половина музыки и две трети хореографии знаменитого Мерлезонского балета - лично его музыка и постановка!

Танцором августейший монарх был просто великолепным. Он никогда не терпел вульгарности и пошлости во всем, что касалось прекрасного. Обладал своеобразным чувством юмора. Рассказывают также, что когда король наказал двух известных придворных фигляров за низкопробный фарс посредством лишения половины оклада жалования, лукавые артисты обратились к знаменитому шуту Маре, и он подучил фигляров сплясать перед королем комический танец, который один из них исполнял без рубахи, а второй без штанов. Король, изумившись, спросил, отчего они одеты наполовину. В ответ он услышал, что мол, как платят, так и одеваемся. Король рассмеялся и простил чудаков.

Тот же шут Маре был весьма дерзким на язык типом и как-то заявил, что королевское ремесло точно не для него, причем из-за двух вещей.
- Каких же? - изумился монарх.
- Гадить на стульчаке посреди толпы людей и кушать в одиночестве,- лапидарно и резко пояснил Маре. Король, кардинал Ришелье, маршалы и герцоги бывшие при этом, буквально попадали со стульев.

Немного о Ришелье. Хотя Людовик XIII умер всего в 42 года, а Ришелье покинул этот свет ещё раньше, наворотить они сумели чрезвычайно много. Франция стала мощной державой, были прекращены религиозные войны, сделано много полезного и великого. Всё это с легкой руки Александра Дюма и некоторых тенденциозных историков представлялось достижениями лишь герцога Ришелье - всесильного министра у безвольного и слабого короля. На самом деле сейчас всё сильнее звучит мнение, что Луи Тринадцатый столь безвольным и апатичным паяцем-марионеткой в руках Ришелье никогда и не был. Подобный стереотип, увы, превалирует у Дюма, который и в «Мушкетерах», и в «В веке Людовика Четырнадцатого» выдаёт желаемое за действительное.

В последние лет этак семьдесят многие известные историки, такие как Батиффоль, Ллойд Мут, Петефис, Эрланже и в особенности Шевалье, монография которого о Людовике Тринадцатом является великолепным исследованием, опровергают этот стереотип. Практически все ответственные государственные акты, важные решения с самого 1617 и аж по 1643 г. были изучены и полностью одобрены королем и, в большинстве случаев, инициированы именно им.

Это был очень умный, волевой и ответственный монарх, весьма весёлого нрава при этом. Знаменитая сцена из «Трех мушкетеров», где канцлер пытается обыскать королеву Анну, на самом деле имеет под собой совершенно иную подоплёку. Король действительно пожелал узнать содержание некой записки и с интересом заглянул в неё из-за плеча фрейлины Мари де Ортфор. Фрейлина попыталась спрятать послание, но король схватил её и, нимало не церемонясь, попытался отнять записку. Тогда м-ль де Ортфор засунула записку за корсаж своего платья, надеясь, что бывший крайне набожным король туда голой рукой не полезет. Но король схватил длинные каминные щипцы, перепачканные углём, и вознамерился извлечь записку (зная о том, что Луи – прекрасный кузнец и механик, невозможно было усомниться в том, что своего он добьётся). Фрейлина сдалась и отдала записку, пожалев свой роскошный туалет.

Нравы при дворе были простые и распущенные. Итальянский посол в отчетах называл его просто борделем. Как-то герцог де Бассомпьер был оставлен в обществе юной фрейлины королевы, когда той понадобилось ненадолго выйти. Вернувшись, королева застала пожилого маршала задирающим подол склонённой к полу красотки.
-Что это вы делаете, маршал?- изумилась королева.
- Ваше величество, не будучи представленным мадемуазель и не зная, о чем с нею говорить, я, право, не имел никакого выбора…

Но, к сожалению, королю было весело отнюдь не всегда. Людовик XIII с юности страдал катаром желудка. Историк медицины Амело д'Оссе пишет, что королю прописывали в течение года 215 приемов рвотного, 212 промываний кишечника и 47 раз пускали кровь. Такова была обычная практика того времени, и именно так велел лечить короля придворный лейб-медик Бувар. Людовику бесконечно ставили пиявки и поили шарлатанскими зельями, пробуя то раздуть, то загасить внутренний огонь-флогистон, как это тогда называлось. Получалось откровенно плохо.

Оставленные Буваром описания симптомов многолетней болезни короля -постоянная боль в суставах, кровавый понос, вздутие живота, жестокие колики после еды, как это можно прочесть у д'Оссе, - говорят о наличии хронической патологии. Известный российский историк, профессор РГГУ Наталия Басовская рассказывает, что в настоящее время считается, что у Людовика Тринадцатого развилась болезнь Крона - весьма ужасное, трудноизлечимое даже сейчас, заболевание. Для правильной диагностики болезни Крона требуются гастро- и колоноскопия, МРТ и также многочисленные анализы. Возможно поэтому придворные медики короля, не располагая подобной аппаратурой и достойной лабораторией, и потчевали короля своими мерзкими зельями и декоктами, в состав которых входили красавка и белладонна, а также «пилюлями жизни», начиненными «меркурием», как красиво в те времена именовали обыкновенную ртуть.

Кроме того, некоторые другие симптомы, описанные медиками, такие как ощущение песка под веками, сухость слизистой оболочки носоглотки, гортани, отсутствие секреции потовых, слезных и слюнных желёз, позволяют современным медикам предполагать, что король страдал ещё и некоей формой ксеродерматоза, именуемой синдромом Предтеченского-Гужеро-Шегрена, что совсем не добавляло здоровья монарху. Не надо забывать и про мигрени, подагру, частые приступы геморроя и эпилептические припадки, которые лечились особо, но примерно с тем же эффектом.

Король прожил гораздо меньше своего первого министра, всего лишь 42 года. Главные достижения его царствования - примирение династии Бурбонов с католицизмом и обретение облика «христианнейшего короля французов», допустившего церковь проникнуть во все уголки управления, твердое возведение фундамента абсолютной монархии и понуждение аристократии к покорности. Будучи образцом набожности и веры, король старался смирять свои страсти и наклонности к гомосексуализму и буквально рабски относился к супружеским обязанностям, активно посещая спальню королевы и дав жизнь двум сыновьям. При этом Людовик не отягощал казну толпами фаворитов, как некоторые властители, а ограничивался кучкой любовников, в основном платонических.

После смерти Ришелье 4 декабря 1642 года король, чувствовавший себя отвратительно, поднимается с постели и с воодушевлением занимается управлением страной. Но в конце февраля на прогулке в Сен-Жермене ему опять делается нехорошо. С мая королю стало совсем худо - совершенно перестали работать слюнные и слезные железы - ни всплакнуть, ни плюнуть. Началась постоянная рвота. Король стоически переносил все эти мучения, удивляя кротостью и терпением всех ходивших за ним.

14 мая 1642 года Людовика Тринадцатого не стало. Его останки захоронены в Сен-Дени, в королевской усыпальнице.

ИСТОЧНИК https://www.facebook.com/ilyinskyhospital/

Биологические причины неравенства людей. Алексис Каррель, нобелевский лауреат и любимец Гитлера. Еженедельное эссе Ильинская Больница о лауреатах Нобелевской премии.

«Человек не может переделать себя без страданий, он скульптор, создающий себя из мрамора», - Алексис Каррель.

Во Франции, практически в черте города Лиона, в небольшом городке Сен-Фуа-де-Лион в семье богатого фабриканта и торговца знаменитыми лионскими шелками Алексиса Карреля Биллиарда родился первенец, также Алексис Каррель, будущий лауреат Нобелевской премии в области физиологии и медицины за 1912 год с формулировкой Нобелевского комитета: «За признание работы по сосудистому шву и трансплантации кровеносных сосудов и органов».

Алексис был первым из трех детей, и его отец скончался вскоре после рождения младшего сына. Его вдове, благочестивой католичке Анне-Марии, пришлось одной воспитывать весь этот выводок. Алексис закончил католическую школу, потом колледж отцов-иезуитов. Религиозное образование давалось ни шатко, ни валко, но дядюшка мальчика, доморощенный алхимик со склонностью к патологоанатомическим экзерсисам и вивисекции, вызвал живой интерес племянника к своим занятиям, и они радостно разрезали на части и разнимали пойманных с помощью шляпной картонки птиц. Похоже, это так забирало мальчика, что он уже в 12 лет твердо решил стать врачом.

Алексис поступил сразу в два университета - Лионский и Дижонский, причем в родном городе обучался на литературном факультете, а в Дижоне - на медицинском. Получив звание бакалавра литературы, он поступает в Лионский университет в должности прозектора морга университетской больницы и защищает степень доктора медицины в самые короткие сроки. В июне 1894 года молодой Каррель был свидетелем жестокого убийства президента Французской республики Мари Франсуа Сади Карно, весьма популярного в народе либерального политика, покончившего с реакционной угрозой буланжизма во Франции и уважаемого большинством. Полубезумный анархист, террорист-эпилептик, некий Санте Казерио, сын миланского контрабандиста, нанес президенту свирепый удар своим стилетом, с обезьяньей (как и у всякого итальянца) ловкостью накинувшись на садившегося в карету политика. Ночью Карно скончался: клинок задел крупную артерию, и лучшие хирурги Республики ничего не смогли поделать.

Юношу глубоко поразила смерть любимца всей страны. Он стал размышлять, думать о нахождении путей сшивать кровеносные сосуды. И отправился к… белошвейкам! Искусные кружевницы, умудрявшиеся сшивать и починять драгоценные малинские, турские и брабантские кружева, обучили его искусству неимоверно тонких, практически незаметных глазу швов, используя тончайшие иглы и почти неразличимые взором нити. По свидетельству знавших Алексиса его руки с длинными тонкими пальцами, слегка подрагивавшими и постоянно шевелившимися, производили впечатление живущих своею жизнью разумных существ. У Алексиса стали появляться первые успехи, и раз за разом он экспериментировал все увлечённее. Появились новые навыки и умения, а также специальные, изобретаемые в ходе операций медицинские техники, которые позднее вошли в историю мировой хирургии.

Каррель научился сшивать сосуды таким образом, что их рассечённые края завертывались наружу, оставляя внутри совершенно гладкую поверхность. Нить он пропитывал парафином, а пленкой из него покрывал свои крючки, скальпели и прочие инструменты. Все это препятствовало тромбозу — бичу тогдашней хирургии. Кроме того, видя, что шить цилиндрической формы кровеносные сосуды технически сложно и неловко, он придумал своеобразную технику шва, натягивающего сосуд так, что он обретал сечение в виде треугольника. Получить идеальные швы стало вполне реальным!

В 1902 году он устроил демонстрацию в своём университете, искусно сшивая артерии и вены, а также успешно восстанавливая кровоток в повреждённых сосудах. Но расчеты получить профессора кафедры не оправдались. Всему виной был мерзкий, язвительный характер ученого, его глубочайшее презрение к людям средних способностей, отчего-то и непонятно с какого перепугу пошедших в науку вместо того, чтобы ползать на карачках под паровозом или бодро кидать уголь в вагонетку в глубине шахты. Он совершенно не вписывался в касту консервативных преподавателей провинциального университета, а его постоянная сардоническая ухмылка и полный почти физического превосходства взгляд вызывали кипение мозга и оголтелую ненависть коллег. Его не избрали профессором - противодействие местной профессуры было слишком энергичным. Через несколько месяцев разобиженный Каррель уехал в Париж.

Здесь необходимо сказать, что именно в этом году с ним случилось происшествие, оказавшее большое влияние как и на самого Карреля, так и на медицинское сообщество. Начнем с того, что он отправляется в Лурд. Этот небольшой город в департаменте Верхние Пиренеи стал всемирно известен в конце 50-х годов 19 века. 14-летней малютке Бернардетте Субиру явилась Богоматерь. Причем аж 18 раз. Чудо есть чудо. Но на дворе стояла вторая половина 19 века; уже отгремела Крымская война, по Европе вполне привычно бегали паровозы, стучал телеграф, подмигивало электричество. Никто не собирался в экзальтации припадать к новому чудесному источнику целительной воды. Девочку допрашивали священники, вплоть до самых важных епископов, полицейские, представители власти и местной мэрии, исследовали медики и психиатры. Девочка была абсолютно нормальной и вполне уравновешенной. Она стала монахиней, а Лурд (или Лурда) - местом паломничества.

Сегодня в Лурде известно около 70, как считается, необъяснимых никакой медициной или психологией исцелений, признанных католической церковью. Все эти случаи проверялись врачами-скептиками. Мало того, была специальная медицинская комиссия, прибывшая из столицы с целью проверки чудес. Скептик Эмиль Золя осмеял эти чудеса в своей книге. Мало того, критически настроенный Каррель сам приехал туда. Он сомневался в беспристрастности комиссии, работавшей там, и смело критиковал как клерикалов, так и медиков-католиков, чаще таскавшихся с четками, чем с инструментарием врача. От влияния мамы-католички и воспитания отцов-иезуитов в его душе ничего не осталось. Разрезывая в крошево всё живое, до чего он мог дотянуться, по колено в крови, он совершенно утратил веру в Бога и стал закоренелым агностиком.

И тут он становится свидетелем, почти участником Чуда – исцеления Мари Байи, которой он вкатил дозу морфия, чтобы она могла спокойно умереть от тяжелейшего туберкулезного перитонита, совершенно неизлечимого. Лишь слегка обрызганная из святого источника, девочка мгновенно выздоравливает прямо на глазах врача. Позднее он напишет: «Во избежание шока как у верующих, так и у неверующих не станем обсуждать вопрос веры. Ограничимся лишь признанием того, что не имеет особого значения, страдала ли Бернадетта истерией, сочинила ли миф или просто сошла с ума… Единственное, что действительно стоит сделать, так это взглянуть на факты. Они поддаются научному исследованию и существуют в области, выходящей далеко за пределы метафизической интерпретации… Естественно, наука должна непрерывно оставаться начеку в отношении шарлатанства и легковерия. Но долг науки заключается и в том, чтобы не отрицать факты лишь потому, что они кажутся сверхъестественными, или потому, что им невозможно дать научное объяснение». Приехав в Париж, он попытался объяснить коллегам свою позицию, но в результате обструкции, устроенной антиклерикалами, и позиции руководства он был уволен. Учитывая особенности его характера, никого это не удивило. По поводу своих коллег он как-то сказал: «Есть лишь один способ добиться того, чтобы каждый учёный обладал большими знаниями и талантом: уменьшить число ученых».

Каррель уезжает в Канаду. Он даже хотел купить ранчо и стать скотоводом. Но не успел он начать реализацию этой затеи, как ему предложили место ассистента на физиологической кафедре в Чикагском университете. Каррель еще в юности читал о египетских жрецах, трансплантировавших ткани с одного места организма на другое. Также он был знаком с опытами некоего римского хирурга, лечившего своего хозяина-рабовладельца с привлечением тканей рабов. То есть жрецы брали и приживляли человеку его собственные ткани. А римлянин экспериментировал с чужими, но всегда неудачно. Сначала Каррель не придал этому значения. Тем более, что, пришив на место только что ампутированную лапу собаки, и убедившись, что всё работает, он почувствовал себя окрылённым.

В 1906 году на него обратили внимание Рокфеллеры. Основатель Рокфеллеровского института С. Флекснер сделал его членом учёного совета. Тут его и настигла Нобелевская премия. Когда Алексиса Карреля презентовали перед публикой, профессор Аккерман заявил: «Благодаря этому методу обеспечивается свободный ток крови в области наложения шва, и в то же время предотвращается послеоперационное кровотечение, тромбоз и вторичное сужение сосуда. С помощью этого метода можно восстановить сосудистую проходимость, заменить удаленный у пациента сегмент сосуда сегментом, взятым из иного сосуда или от другого человека».

Вот с «другим человеком» у Карреля и не получалось - ткани отторгались. Об иммунитете тогда знали маловато. Сначала Каррель полагал, что это происходит от недостатка мастерства. Со временем он дошел до такого уровня, что делал все опции с ювелирной точностью и в считанные секунды. Грешил на микробов, бесчеловечно истребляя ничтожнейших из бактерий. Иммунологи помочь не могли - считалось, что фагоциты пожирают лишь бактерий, а не чуждые ткани и органы, а на деле оказалось - только подноси! Он увлечённо и азартно работает со знаменитым летчиком, полковником Линдбергом, создавая первое в мире искусственное сердце. Эта работа вполне удалась, была изготовлена «перфузионная помпа», вполне себе работавшая во время трансплантаций. Он упорно работал, сделал много открытий и в 1938 году ушел в отставку, получив звание почетного профессора. К тому времени он давно стал известен в мире, даже АН СССР сделала его своим членом-корреспондентом.

Имея диплом литератора, Каррель славно владел пером и в 1934 году написал нашумевшую книгу «Человек - это неизвестное». Последователи Мальтуса и евгеники сочли автора своим единомышленником, а фашисты — замечательным фашистским учёным. В книге Каррель дошел до призывов прекратить прививки и вообще любую профилактику, поскольку это мешает естественному отбору, рассуждал о биологическом неравенстве, причем как-то соединил его с классовым, заявив, что рабочие и крестьяне - наследственно умственно отсталые типы. Нацисты приняли его книгу «на ура». С интересом следя за успехами Гитлера в конце 30- х годов, он возвращается во Францию, где сотрудничает с коллаборационистским правительством Виши и прочими «квислингами», создав «Институт по изучению проблем человека». Считается, что в этом заведении не было того живодёрства, которым прославился выдающийся мясник Менгеле, но думается, что исследования там были направлены только в одну сторону...

Хотя существует вполне имеющее под собой почву мнение, что Каррель одинаково не любил и фашистов, и коммунистов. Он, скорее всего, считал их некими символическими силами, будучи всецело убежденным сторонником бескомпромиссного выживания в борьбе за существование, ставя его в основу всякого прогресса.

Каррель умер в 1944 году уже после того, как Париж освободился от оккупации. Парижане ещё пихали прикладами под рёбра пленных «бошей», пакуя их в пульмановские вагоны, а на улицах под горестные вопли и истошный визг брили головы легкомысленных уличных и даже домашних девиц, спавших с гитлеровцами. Карреля пока не трогали, но пальцами в «пособника оккупантов» тыкали все вокруг. Алексис Каррель боялся выйти на улицу, ждал ареста. Старенький профессор, работы которого помогли спасти множество больных, умер от сердечного приступа, вызванного гнетущим страхом. К его жизни замечательно подходит его же выражение: «Всякий человек есть история, не похожая ни на какую другую».

ИСТОЧНИК https://www.facebook.com/ilyinskyhospital/posts/550712101957157