Почему мы живем в мире пост-фактов и пост-правды, в мире, где политики и медиа лгут и не заботятся о том, говорят вони правду или нет. Почему СМИ ставят истину и ложь в один ряд, а интернет-тролли формируют общественное мнение. Об этом в своей колонке рассуждает известный британский журналист и писатель Питер Померанцев.

Когда армия Владимира Путина нагло аннексировала Крым, он пошел на телевидение и сказал на весь мир, что никаких российских военных на территории Украины не было . Он не так солгал, как показал, что правда ничего не значит. И в то время, как Дональд Трамп — что-то придумывает, утверждая, что видел, как тысячи мусульман в Нью-Джерси радовались падению башен-близнецов, или что правительство Мексики намеренно отправляет «плохих» мигрантов в США, агентства по проверке информации утверждают, что 78%  из того, что он говорит, — неправда. Тем не менее, он становится кандидатом на пост президента США.

Получается, что факты больше не имеют значения в стране свободы. Когда в кампании по Брекситу заявлялось «Давайте отдадим национальной службе по охране здоровья 350 миллионов фунтов, которые поступают в бюджет ЕС еженедельно», и после победы на референдуме один из лидеров Брексита отметил, что это заявление ошибочно, в то время как другой лидер говорит, что такие намерения есть, становится ясно, что мы живем в мире пост-фактов и пост-правды. Это не просто мир, где политики и медиа врут — они всегда это делали — а мир, где они не заботятся о том, говорят правду или нет.

Пока в результате проверки фактов разоблачается один ложный факт, генерируются тысячи новых и масштабное наслоение «дезинформационного кома» делает антиреальность неизбежной.

Как мы к этому пришли? Не технологии ли этому  причина? Экономическая глобализация? Кульминация в истории философской мысли? Есть своего рода детское удовольствие в пренебрежении фактами — символами образованности и авторитетности, которые напоминают об ограничении и указывают, где наше место. Но почему это происходит именно сейчас?

Многие обвиняют в этом технологии. Вместо того, чтобы вступить в новую эру правды, информационный век позволяет распространять ложь через так называемые «цифровые пожары». Пока в результате проверки фактов разоблачается один ложный факт, генерируются тысячи новых и масштабное наслоение «дезинформационного кома» делает антиреальность неизбежной.

Дело в том, что ложь кликабельна, и что имеет значение –то, как она подпитывает существующие убеждения людей. Алгоритмы, разработанные такими компаниями, как Google и Facebook основываются на предыдущих поисковых запросах и кликах, так с каждым запросом и кликом вы подтверждаете выбранный курс. Сейчас социальные медиа, которые являются основным источником новостей для большинства американцев, загоняют нас в среду единомышленников, предлагая нам только ту информацию, которая заставит нас чувствовать себя лучше, независимо от того, правдива она или нет.

Технологии могут иметь более тонкое влияние на наше отношение к правде. Новые средства массовой информации с их бесконечными трансляциями и стримами делают реальность настолько фрагментированной и непостижимой, подталкивая нас в виртуальный мир и фантазии. Фрагментация в сочетании с дезориентацией глобализации заставляет людей стремиться к более безопасному прошлому, вызывает чувство ностальгии.

Армия интернет-троллей Путина продает мечты о восстановлении Российской империи и Советского Союза; Трамп твитит, что «вернет могущество Америке»; сторонники Брексита тоскуют в Facebook по тому, что потеряли Англию.

«Двадцать первый век не характеризуется поисками нового, — писала покойная российско-американская филолог Светлана Бойм, — а ростом чувства ностальгии ... ностальгические националисты, ностальгические космополиты, ностальгические экологи устраивают цифровые войны в блогосфере». Таким образом, армия интернет-троллей Путина продает мечты о восстановлении Российской империи и Советского Союза; Трамп твит, что «вернет могущество Америке»; сторонники Брекситу тоскуют по тем, что потеряли Англию в Facebook; а фильмы ИГИЛ   тем временем прославляют мифический Халифат.

«Ощущение ностальгии, — как утверждала Бойм, — заставляет стремиться с «параноидальным настроением» восстановить утраченную родину, которая предстает в роли «истины и традиции», завладевает большими символами и отказывается от критического мышления в пользу эмоционального ... В крайних случаях может породить мнимую , фантомную родину, ради которой человек готов умереть или убить. Неосмысленная ностальгия может породить монстров».

Погружение в техно-фантазии неразрывно связано с экономической и социальной неопределенностью. Если все факты указывают, что у вас нет экономического будущего, то почему вы хотели бы услышать эти факты? Если вы живете в мире, где незначительное событие в Китае приводит к потере людьми средств к существованию в Лионе, где ваше правительство, кажется, не имеет никакого контроля над тем, что происходит, то доверие к старым институтам власти — политиков, ученых, СМИ — подрывается. Это привело к заявлению лидера Брексита Майкла Гоува о том, что «среди британцев было достаточно экспертов», тирад Трампа в СМИ и на интернет-сайтах «альтернативных новостей».

Как это ни парадоксально, у людей, которые не доверяют ключевым СМИ, согласно исследованию Северо-Восточного университета,  —  лучший иммунитет к дезинформации. «Однако аудитория альтернативных новостных порталов, которая пытается избежать массовых манипуляций ключевых СМИ, является наиболее чувствительной к ложной информации»

Контролируемое Кремлем Путина телевидение находит след США во всем, Трамп спекулирует, что трагедия 11 сентября была спланированной изнутри, частично кампания Брексита была направлена на акцентировании, что Великобритания является объектом немецко-франко-европейского заговора.

 Контролируемое Кремлем Путина телевидение находит след США во всем, Трамп спекулирует, что трагедия 11 сентября была спланированной изнутри, частично кампания Брексита была направлена на акцентировании, что Великобритания является объектом немецко-франко-европейского заговора.
«Не существует объективной журналистики», — утверждают руководители пропагандистских сетей Путина Дмитрий Киселев и Маргарита Симонян, когда их просят объяснить редакционные принципы, которые позволяют ставить на одну ступень теории заговоров и исследования, основанные на фактологических данных. Международный канал Кремля Russia Today утверждает, что предлагает и «альтернативную» точку зрения, но на практике это означает, что точку зрения редактора маргинального правого журнала ставят на одну ступень с точкой зрения университетского ученого, и тем самым ложь становится равнозначно стоящей распространения, как и доказанный факт.

Дональд Трамп играет в аналогичную игру, когда подает слухи, факты, альтернативные мнения, обнародует истории, о том, что  Обама мусульманин, или что у его оппонента Теда  Круза есть секретный канадский паспорт, добавляя к этому традиционное: «Говорят ...»

Ситуация, когда истину и ложь ставят в один ряд, основывается и является результатом всепозволяющего позднего постмодернизма и релятивизма, который в течение последних тридцати лет перетекал из академических кругов в средства массовой информации, а затем и в остальные сферы. В основе этой школы мысли выражение Ницше — «нет никаких фактов, только интерпретации»: каждая версия имеет право на жизнь, ложь может прикрываться «альтернативной точкой зрения» или «мнением», потому что «все относительно» и «у каждого своя истина» (и в Интернете это действительно так).

Маурицио Феррарис, один из основателей нового реализма и один из самых убедительных критиков постмодернизма, утверждает, что за два с лишним века мы видим кульминацию в развитии философской мысли. Оригинальным мотивом Просвещения было сделать возможным анализ мира, передав право определять реальность от божественной силы к индивидуальному разуму. Декартово  «думаю, следовательно существую» заложило зерно знаний в человеческое сознание. Но если единственное, что вы можете понимать — это ваш разум, то, как Шопенгауэр выразился, «мир — это мое представление».

В конце двадцатого века постмодернизм пошел еще дальше, утверждая, что нет «ничего вне текста», и все наши представления о мире выходят из моделей власти, которые накладываются на нас. Это привело к силлогизму, относительно которого   Феррарис делает следующий вывод:

«Вся реальность создана из знаний, знания порождены  властью, соответственно, вся реальность создана властью. То есть реальность на самом деле порождена властью, и это делает ее одновременно отвратительной (если под «властью» мы понимаем Власть с большой буквы, доминирующей над нами) и пригодной для трансформаций (если под «властью» мы понимаем «нашу собственную власть»).

Russia Today утверждает, что предлагает и «альтернативную» точку зрения, но на практике это означает, что точку зрения редактора маргинального правого журнала ставят на одну ступень с точкой зрения университетского ученого.

Постмодернизм сначала позиционировал себя как освободительная школа мысли, которая предусматривает освобождение людей от репрессивной концепции, которую они исповедовали. Но, как отмечает Феррарис, «появление медиа-популизма стала примером прощания с реальностью, которая вовсе не была освободительной».

Если реальность постоянно трансформируется, то Берлускони, имея влияние на Путина, мог бы с полным правом утверждать: «Неужели вы не понимаете, что ничего не существует – будь-то идея, политик, или продукт — если его не показывают по телевизору? »; тогда администрация Буша может оправдать войну, использовав ложную информацию.

«Когда мы действуем, мы создаем нашу собственную реальность», — рассказал New York Times старший советник Буша Карл Роув, цитируя Ферарриса: «И в то время, как вы изучаете эту реальность, — если хотите, даже с рациональных позиций, — мы действуем снова, создавая другие новые реалии ».

Также ухудшила ситуацию распространенная фраза о том, что все знания — это (тираническая) власть. Таким образом, постмодернизм устраняет возможность выступать против этой власти. Зато утверждается: «Поскольку рациональность и интеллект — формы доминирования, то следует искать освобождения чувственного и телесного, которые являются революционными как таковые».

Факты начинают отбрасываться в пользу эмоций. Мы можем услышать политическое эхо этих идей в мыслях Бэнкса, который возглавлял кампании по выходу из ЕС «Кампания за то, чтобы остаться в ЕС, апеллировала к фактам и только фактам. А это вообще не работает. Вам надо искать эмоциональную связь с людьми. В этом и заключается успех Трампа».

Согласно Феррарису, ответ философов на развитие науки в XVIII веке стала причиной этой проблемы. Когда наука начала побеждать в вопросах объяснения реальности, философия стала более антиреалистической, чтобы сохранить среду, в которой она все еще может иметь значение.

При попытке разобраться в мире, в котором я вырос и живу, в мире, окруженном в моем случае Россией, ЕС, Великобританией и США, не нужно возвращаться далеко в прошлое, чтобы найти эпоху, когда факты имели значения. Я помню, факты, казалось, были страшно важны во время Холодной войны. И советские коммунисты, и западные демократические капиталисты опирались на факты, чтобы доказать правоту своей идеологии. Особенно коммунисты применяли   фальсификаций, но в конце концов они проиграли, потому что не могли больше действовать таким образом. Когда они были пойманы на лжи — они были возмущены. Им было важно выглядеть точными.

Аудитория, которая уже прожила десятилетия без фактов, теперь может полностью удовлетвориться анархической свободой, в которой отсутствуют логика и здравый смысл

Почему факты были важными для обеих сторон? Оба проекта пытались, по крайней мере официально, доказать идею рационального прогресса. Идеология, история и использование фактов шли бок о бок. Кроме того, как мне показал медийник и активист Тони Керзон Прайс,  во время войны руководство и власть имеют важное значение, чтобы удерживать вас в безопасности. Уважаешь лидеров, а они в свою очередь обеспечивают тебя именно фактами.

Затем наступили девяностые годы. Не было больше прогресса, к которому нужно было бы стремиться, ничего не надо было доказывать. Факты оказались отделены от политических историй. В этом и было счастье: это было время гедонизма и экстаза, появилось легкомыслие, которое позволяло нам игнорировать факты наших банковских счетов и взять на себя столько долгов, сколько хотелось. Без фактов и идей политику возглавили политтехнологи и манипуляторы. В России царские и КГБшные традиции формирования марионеточных политических движений объединились с западными PR-уловками, создав Потемкинская демократию, в которой Кремль манипулировал всеми партиями от крайних левых до крайне правых.

Это началось в 1996 году, когда использовались поддельные партии и поддельные новости , чтобы спасти президента Ельцина, и распространялись, чтобы стать моделью «виртуальной политики» имитированной по всей Евразии (политтехнолог Трампа Пол Манафорт работал на Кремль в 2005 году, чтобы помочь создать желаемого Путину президента Януковича в Украине).

В Великобритании это прослеживалось в карьере Алистера Кэмпбелла, который занимал неизбирательную должность пресс-секретаря, но считался настолько влиятельным, что тогдашние СМИ сделали его символом власти в стране. В США это началось с войны в Персидском заливе, как писал Бодрийяр, чистым изобретением войны, через смятение Билла Клинтона и легендарную цитату Роува «мы создаем реальность».

Несмотря на свой тотальный цинизм, политтехнологи пытались создать иллюзию правды. Их истории должны были быть последовательными, даже если им не хватало фактов. А когда реальность стала очевидной — аудитория осознала иллюзии московских событий, появились рассказы об Ираке, и обвалился фондовый рынок. Реакцией на это стало повышение ставок, утверждение, что факты вообще не имеют значения, и создание ситуации, когда они безразличны. Правители из этого получают ряд преимуществ — и это облегчение для избирателей.

У Путина не должна быть более убедительная история, он просто должен дать понять, что все лгут, подорвать моральное превосходство своих врагов и убедить своих людей, что ему нет никакой альтернативы .«Когда Путин нагло врет он хочет, чтобы Запад, указал, что он врет, — говорит болгарский политолог Иван Крастев. Таким образом, он сможет сказать в ответ: «Но вы также врете». И если все врут, то может происходить все что угодно — будь то в личной жизни, или во вторжении в другие государства.

В этом есть определенная радость (с темной окраской). Все то безумие, которое вы чувствуете, вы можете теперь отпустить, и это нормально. Суть Трампа — оправдать удовольствие от обливания грязью, радость чистых эмоций, часто злых эмоций, за которыми ничего не стоит. И аудитория, которая уже прожила десятилетия без фактов, теперь может полностью удовлетвориться анархической свободой, в которой отсутствуют логика и здравый смысл.

Колонка Питера Померанцева Why We’re post Fact была опубликована у GRANTA.публикуется с разрешения издания.